И всё живое начало плакать
C наступлением весны 1943 года нарастало партизанское движение. Это тревожило оккупационные власти, поэтому в апреле 1943 года были проведены карательные операции против партизан Борисово–Бегомльской зоны, куда входили и отряды Логойского района. Руководил антипартизанской акцией бригаденфюрер СС и генерал–майор полиции Вальтер Шимана, временно исполнявший обязанности начальника СС и полиции Белоруссии. Сначала со 2 по 6 апреля в Борисовском и Смолевичском районах прошла карательная операция «Весна — Юг». А после каратели блокировали местность в пределах Борисов — Смолевичи — Логойск — Зембин — Борисов, и началась операция под кодовым названием «Весна — Север». Она не так широко известна и мало представлена в литературе, но в немецких документах сохранился приказ о ее проведении с 7 по 14 апреля 1943 года. Для выполнения поставленной задачи сформировали четыре боевые группы, в одну из них привлекли в том числе особый батальон Дирлевангера. В операции участвовала также танковая рота. Всем группам придали команды СД, которые допрашивали захваченных пленных и могли на месте определять их судьбу, принимали решение о сожжении деревень и расстреле местных жителей.
Сначала каратели зачистили район между дорогой Смолевичи — Борисов и реками Усяжа и Гайна. Затем окружили партизан в треугольнике между разлившимися реками Цна и Гайна и дорогой Зембин — Плещеницы. Батальон Дирлевангера вел наступление от моста через Усяжу, находящегося в одном километре от Мгле, в направлении Прудище — Антополье и далее вдоль реки Цна. Цель — разбить партизан, разрушить их лагеря и забрать у населения сельхозпродукты.
Во время операции были уничтожены деревни Смолевичского района, расположенные на границе с Логойским районом. 8 апреля 1943 года фашисты сожгли Хотеново — погибли 184 человека. 9 апреля уничтожили Кривую Поляну. В Сухой Остров пригнали обнаруженных в ходе прочесывания болота прятавшихся там людей. Всех убили и сожгли вместе с деревней.
Мекестровка
Некоторые местные жители чудом спаслись, и теперь они — свидетели нацистского геноцида белорусского народа.
Житель Молодечно Иван Васильевич Мытько родился в Мекестровке и так рассказывал о гибели своей деревни — чтобы сохранить память о ней. Ведь на современной карте Мекестровки, которая когда–то находилась между деревнями Вербье и Рудня, больше нет.
Иван Мытько:
— Мекестровка состояла из восьми дворов и через горку — еще два. Все случилось 12 апреля 1943 года.
Смотрим, где–то часа в два дня из Вербья из леса высыпает немецкая цепь — все поле занято, идут. Не доходя до первых домов, остановились на дороге, установили минометы и начали мины бросать — видимо, считали, что партизаны находятся в домах. У нас мина около окна упала, стекла посыпались, батька скомандовал на пол ложиться. Побросали мины и двинулись дальше по огородам, в дома не заходили. Подошли к лесу, стали подниматься на возвышенность, а там партизаны заняли удобную позицию, и завязался бой.
Уже начали сумерки надвигаться. Из Рудни отец взял к себе Александра Мытько с семьей, так как часть Рудни еще зимой спалили. Так вот, отец с Александром пошли за сеном в сарай — коров покормить. Мимо проезжал на Вербье верховой, увидел их и говорит: «Колотите, колотите сено, мы вас сейчас расколотим».
И скоро в дверь стали стучать: мол, хозяин, выходи. Во дворе стояли двое верховых и трое пеших. Отец спросил: ваших лошадей поставить в сарай? Ответа не последовало, тогда он пошел к сараю, и тут ему выстрелили сзади в голову. Отец упал. Я бросился в хату и смотрел уже через окно. Каратели кричат: «Выходи второй хозяин». Вышел Александр и тоже направился в сарай. Наступил на навоз, поскользнулся и, получилось, в тот момент, когда в него выстрелили, как–то пригнулся, поэтому пуля скользнула только по плечу, пробила ухо. Однако живой остался. Каратели засвистели, засмеялись и ушли. Мать не тронули. Отец не отзывался, но стонал. Проезжал верховой, услышал стон отца и добил его.
Уже темно было, снова пришли каратели, приказали завесить окна и подавать ужин. Тут такое горе — а им ужинать подавай. Шесть человек, все в немецкой форме. Говорили на украинском и русском языках. Принесли из других дворов сало, хлеб, оплетенный бидончик с самогоном. Наливают, выпивают, закусывают. Мы с мамой стояли возле печки. Один достает пистолет, с руки на руку перебросил, зарядил, косо на меня посмотрел — я его взгляд на всю жизнь запомнил, хотел стрелять в нас, но другие остановили: не делай этого, а то мы здесь выпиваем, а рядом трупы будут, ничего, мол, придет еще команда. Потом все поднялись и собрались уходить, и тут один говорит: «Хозяйка, может, перчатки есть?» Это он спросил, чтобы приотстать от остальных. Мать достала перчатки, подала ему. И он говорит: «Убегайте, завтра всех вас постреляют».
Мы сразу собрались и ушли из дома. В лесу у нас сундуки были спрятаны, и мать вынула из них одежду потеплее, мы там до утра оставались. На рассвете услышали одиночные выстрелы, и заполыхало… Как только стали палить, все живое начало плакать: люди кричали, собаки выли, коровы мычали — все живое подало звук. Мы прятались в болоте, потом нас приютил отцов знакомый в деревне Углы.
Рудня
После того как партизаны отошли, каратели цепями двинулись дальше — и настала очередь Рудни. Там тоже дотла уничтожили всю деревню.
Обстоятельства произошедшей трагедии вспоминала жительница Рудни З.М.Таберко:
— Всех, кто не поутекал в болото, согнали к силосной яме и постреляли. Остался живой Герасим Мороз, годов четырнадцать ему тогда было. А мать его с другими детьми погибла. По рассказу Герасима, солдаты сказали: «Утекайте, мы будем стрелять, но не в вас, не попадем». Может, и больше спаслось бы, но не побежали, побоялись, да и куда с детьми, не могли их оставить. А он побежал. В него стреляли, но не попали. Остальных по очереди загоняли в силосную яму и убивали, а хаты попалили. На следующий день мы пришли из болота и стали хоронить своих родных…
Н.Н.Мытько:
— Отец нас спрятал в болоте. Кто остался в Рудне — расстреляли, а хаты спалили. Людей семьями расстреливали, в яме всех закапывали — и убитых, и живых, говорили, земля колыхалась.
М.В.Гринь:
— Дети там были по полгода, по годику. Всех побили. Не доведи, господи…
Сейчас в Рудне стоит небольшой обелиск. Местные жители рассказывают, когда в семидесятых годах судили карателей, троих привозили, и они на месте у силосной ямы показывали, как все происходило. Охрана с трудом смогла оградить их от гнева родственников погибших, готовых устроить самосуд.
Старый Млын
Следующей жертвой карателей стал Старый Млын. Вот что рассказала мне Л.Л.Гринь, в то время жившая в этой лесной деревушке:
— Деревня Старый Млын тянулась с севера на юг одной улицей, ее пересекала маленькая речка Чорнавочка. За речкой стояли три хаты, а всего около двенадцати домов было. Мы не знали, что за речкой на горе сидела засада немцев. И там прогуливались наши девчонки: они боялись, что их заберут в Германию, и смотрели вокруг, чтобы успеть убежать. Тогда и увидели в молодом сосоннике солдат в немецкой форме. Когда побежали в деревню, встретили партизан, которые направлялись колонной на Палик. Если бы партизаны попали в засаду, все погибли бы, девчонки их спасли. Партизаны повернули в болото к Гайне, в Роговицу.
Это было в воскресенье. Назавтра немцы пришли из Рудни, запалили ферму. Потом подошли к трем домам за речкой. Я своими глазами видела, как на огороде были люди, их окружили и всех погнали в дом. Старый дед, фамилия его Гринь, у него в тех домах дочка жила, пришел к нашему отцу и говорит: «Леонтий, убегайте в болото с семьей, мою дочку уже убили, я видел, как их повели в дом, и слышал выстрелы». В тех домах всех убили — три семьи и четвертая семья сгорела из Рудни. Александрина Гринь, жена военного, убежала в лес с двумя близнецами и спряталась на краю болота, но ее нашли и убили, детей маленьких убили выстрелами в ротик…
Подходят немцы. Я в окно смотрю и кричу: «Мамочка, немцы уже до вербины дошли». Мама говорит: «Будем, как все, все равно не спасемся». Смотрю — немцы уже близко подходят. Я окно открыла и кричу, сколько есть силы: «Ма–а–а–ма, скорей утекайте!» Она малую Аню на руки взяла, Вера сама полезла — через окно выбрались и побегли в лес. Ховались в болоте, родители нас мхом накрывали… Если б нас окружили, то погибли бы все, а так каратели шли и по ходу убивали и палили деревню. Родители наши, пока немцы из Рудни двигались, придумали такое дело, чтобы деревню спасти: вынесли стол, на перекрестке поставили. Застелили и, кто что мог — яйца, сало, еду положили, крест сделали и поставили, а как увидели, что горят те три дома, испугались и побежали в лес. Каратели там сожрали, конечно, все, что на столе стояло, и все равно сожгли деревню…
В партизанских документах тоже нашлась информация о тех событиях, и она совпадает с воспоминаниями свидетелей. Из документа также ясно, что нацистская карательная операция «Весна — Север» не достигла своей цели. Партизан не уничтожили, только разрушили их землянки да под видом борьбы с партизанами сожгли в этом районе деревни вместе с населением. Из деревень вывезли продовольствие и скот.
А последней в трагическом списке жертв карательной операции «Весна — Север» оказалась лесная деревня Мыльница, которая разделила судьбу Хатыни и так и не восстановилась.
Александр ПАВЛЮКОВИЧ, Минск.
